Когда солнце садилось в горах Тавуша, люди пытались поверить, что ещё одна ночь пройдёт без единого выстрела. Но в то же время, в сотнях километров отсюда, тысячи людей в центре столицы стояли и аплодировали, наслаждаясь музыкой, звучавшей со сцены. А на границе грохот пулемётных очередей смешивался с тишиной.
Эта страна никогда не была обычной. Но то, что происходит сейчас, стало трагедией, замаскированной сценами и ярким освещением. Враг укрепляется, наступает в Сюнике, Тавуше, Гегаркунике. Он уже стоит на нашей земле, прямо напротив наших населённых пунктов, на расстоянии выстрела. А мы… разве мы забыли, где живём?
В ту ночь, когда дома в одном из приграничных сёл Гегаркуника вновь сотрясались от ударов, когда мать с ребёнком на руках спустилась в подвал, надеясь, что эта ночь не будет последней, в этот самый момент на площади Республики звучало пианино, и артист трогательно кланялся зрителям. Свет, аплодисменты, улыбки. И ни слова о людях, которые в тот момент искали убежища под каменными стенами.
И вопрос не только в концерте. Вопрос в отношении. Как мы научились это терпеть? Как так получилось, что нас перестали трогать раскаты миномётных залпов, а вместо этого стали трогать блестящие одежды и музыка из динамиков.

Жительница села Тавуш не спала неделями. На пастбищах Сюника пастухи не уходят в горы, потому что их расстреливают. Дети из Гегаркуника боятся приближаться к школе, потому что она находится на виду у врага. А мы в Ереване увеличиваем громкость динамиков, чтобы не слышать всего этого. Чтобы вечер не был испорчен, чтобы цена билета не упала, чтобы не угасла затаённая радость.
Солдат на границе напрягает оружие, услышав, что ещё один километр нашей земли перешёл под контроль врага. Он наблюдает молча, без жалоб, без трибуны. Но его молчание кричит. Он не спрашивает, где все, где кричащие, где справедливость. Но мы знаем, что он заслуживает того, чтобы его помнили. Чтобы его молчание не было забыто под шумом звуков.
Когда враг не на границе, а уже внутри нас, перед школами, возле деревень, когда звуки выстрелов будят детей по ночам, а матери боятся включить свет у окна, тогда концерт перестаёт быть просто концертом. Он становится циничным жестом, праздником безразличия, частью бесконечного обмана.
Никто не говорит: «Не слушайте музыку». Но наступает момент, когда тишина говорит громко. Когда мы должны остановиться и спросить: что мы теряем в обмен на всё это? Пришло ли время решить, кто мы? Народ, защищающий свою землю, или нация, бегущая от собственных страхов в искусственный свет?
В мире есть концерты, которые становятся историей. Но есть концерты, которые забываются уже на следующее утро, когда грохот артиллерии снова разбивает окно, когда полицейский советует другому жителю деревни уйти, когда солдат затягивает ремень, держа мину наготове. Эти концерты становятся символом разделения, ответом беспечности на грань катастрофы.
Граница безмолвна. Но в этой тишине есть боль. Потому что то, что мы теряем сейчас, никогда не вернется с песней или аплодисментами. Мы теряем себя. И когда эта потеря наконец доберется до столицы, может быть слишком поздно осознать, что всё началось не с войны, а с безразличия.